Zigwult, а вот зверюгу Фрейра прошу не трогать =))
Выкладываю интересный материал, касающийся неотъемлемого персонажа НГ. Автор Smelding.
И что бы вы полностью прониклись сутью новогоднего обряда, ниже приведен фрагмент из поэмы Некрасова "Мороз красный нос" - "Мороз - воевода", а ведь так видел этого зимнего духа Великий Руский Поэт!
Цитата
Дед Мороз кажется неотъемлемой частью русской Зимы. Однако он весьма поздний гость в наших городах и весях. Давайте разберемся, кто он и откуда пришел.
Начнем с того, что с новогодним стариком, разносящим подарки, исконный, древний Дед Мороз, Мороз Иванович, Мороз-Красный Нос, (у беларусов еще звался Зюзей, откуда и пошло "замерз в зюзю", "как зюзя") этот зимний дух, которого русские люди еще до начала прошлого века уговаривали "не бить наш овес", откупаясь жертвенной пищей - овсяным киселем, про которого рассказывали сказки, которого, наконец, воспели русские гении, островский и Некрасов, в пьесе "Снегурочка" и поэме "Мороз-воевода", в крайнем случае тезки. Простите, Вы перечитайте того же Некрасова - Вам захочется ЭТОГО к себе приглашать? Ну, если Вы, конечно, не мечтаете об участи мамонтов... Да и с раздачей подарков... Мороз сам требовал даров - того же киселя. Да, иногда одарить мог (как, кстати, и Баба Яга, скажем) - человека, который на него поработал. А если кто, не работав на него, принимался требовать подарки... печальна была его участь.
Известный нам Дед Мороз появляется в кадрах мультфильмов в нелегкие годы войны. Сперва он один к одному напоминает Санта Клауса из раннего Диснея. Даже на санях - шестиконечная звезда (!). Но после войны лучшего друга советских детей такой бородатый лендлиз уже не устраивал. В ходе компании по борьбе с безродным космополитизмом бывшему Санте придают облик московского боярина. Хотя шапка еще в мультфильмах 50-х висит колпаком. окончательно формируется облик Деда Мороза после выхода сказочного фильма "Морозко" (хотя на самом деле герой сказки отнюдь не новогодний персонаж, а тот самый древний дух холода). Где-то в 60-е в круг персонажей советского Новго Года пришла из пьесы Островского и Снегурочка - в оригинале существо тоже весьма и весьма противоречивое, уж никак не положительный герой. Основной сюжет новогодних утренников, кстати, наизнанку выворачивал традиционный европейский миф о похищении силами Тьмы и Холода Богини любви и плодородия - Фрейи, Идунн, Персефоны, Лели и пр. Тут же похищалось - а в конце триумфально освобождалось - дитя Мороза, снежная дева. Очень показательно, что в советском ритуале темные силы хотят, чтоб "Новый год не пришел" - то есть хотят сохранить циклическое время язычества, но положительные - для советского сознания - персонажи -размыкают круг, восстанавливая прямую исторического времени.
Хотелось бы знать, кто отвечает за столь дивное "переосмысление", буквально выворачивание наизнанку язычекого мифа? Автора!
Сам Санта, кстати, тоже не всегда был таков, какого мы знаем. Образ, сейчас заполонивший наши города - добродушный толстячок в куцей шубенке на объемистом брюшке, с круглой седой бородой, выдержанный в касно-белых тонах, есть порождение рекламной кампании Кока-Кола в 1930-х. Санта Клаус, естественно, существовал в западном сознании и раньше (скажем, в самом конце XIX века Честертон в романе "Жив Человек" упоминает "Рождественского деда"). Вот только выглядел он... совсем не так. На открытке начала XIX века ехидно улыбается остробородый старичок в венке из остролиста и омелы, восседающий верхом на козле, в косматой безрукавке поверх рубашки, в кюлотах и сабо. Вот таким был Санта Клаус полтораста лет назад. Одни видят в нем эльфа-духа Зимнего Солнцестояния, другие - самого Одина - зимнего странника, большого любителя приходить к своим любимцам неузнанным.
Но это уже, как говорится, совсем другая сказка...
----------------------------------------
Мороз-воевода.
Не ветер бушует над бором,
Не с гор побежали ручьи –
Мороз-воевода дозором
Обходит владенья свои.
Глядит – хорошо ли метели
Лесные тропы занесли,
И нет ли где трещины, щели,
И нет ли где голой земли?
Пушисты ли сосен вершины,
Красив ли узор на дубах?
И крепко ли скованы льдины
В великих и малых водах?
Идет – по деревьям шагает,
Трещит по замерзлой воде,
И яркое солнце играет
В косматой его бороде.
Дорога везде чародею,
Чу! ближе подходит, седой.
И вдруг очутился над нею,
Над самой ее головой!
Забравшись на сосну большую,
По веточкам палицей бьет
И сам про себя удалую,
Хвастливую песню поет:
«Вглядись, молодица, смелее,
Каков воевода Мороз!
Навряд тебе парня сильнее
И краше видать привелось?
Метели, снега и туманы
Покорны морозу всегда,
Пойду на моря-окияны –
Построю дворцы изо льда.
Задумаю – реки большие
Надолго упрячу под гнет,
Построю мосты ледяные,
Каких не построит народ.
Где быстрые, шумные воды
Недавно свободно текли, –
Сегодня прошли пешеходы,
Обозы с товаром прошли.
Люблю я в глубоких могилах
Покойников в иней рядить,
И кровь вымораживать в жилах,
И мозг в голове леденить.
На горе недоброму вору,
На страх седоку и коню,
Люблю я в вечернюю пору
Затеять в лесу трескотню.
Бабенки, пеняя на леших,
Домой удирают скорей.
А пьяных, и конных, и пеших
Дурачить еще веселей.
Без мелу всю выбелю рожу,
А нос запылает огнем,
И бороду так приморожу
К вожжам – хоть руби топором!
Богат я, казны не считаю,
А всё не скудеет добро;
Я царство мое убираю
В алмазы, жемчуг, серебро.
Войди в мое царство со мною
И будь ты царицею в нем!
Поцарствуем славно зимою,
А летом глубоко уснем.
Войди! приголублю, согрею,
Дворец отведу голубой...»
И стал воевода над нею
Махать ледяной булавой.
«Тепло ли тебе, молодица?» –
С высокой сосны ей кричит.
«Тепло!» – отвечает вдовица,
Сама холодеет, дрожит.
Морозко спустился пониже,
Опять помахал булавой
И шепчет ей ласковей, тише:
«Тепло ли?...» – «Тепло, золотой!»
Тепло – а сама коченеет.
Морозко коснулся ее:
В лицо ей дыханием веет
И иглы колючие сеет
С седой бороды на нее.